Автор

 

 

 Автор об Александре.

В середине шестидесятых семья Александра жила в японской фанзе, в центре города Южно-Сахалинска, на улице Пушкина, за детским садом «Колокольчик».

 В жилище была устроена русская печь, возле нее ставили железную ванну и в ней купали маленького Александра. Он сидел в ванной с резиновыми игрушками, а бабушка поливала его водой и приговаривала: «Тёпленьку водичку льём на нашу птичку». С тех пор я его так и называл - «Наша птичка». Напротив печи, у окна, стоял кухонный стол и рукомойник, а над ним висела широкая доска с круглыми крючками для полотенец. На доске были нарисованы зайчики у морковных грядок: папа-заяц с сыном выкапывали морковку, а мама-зайчиха с дочками смотрели на них и удивлялись, какая большая выросла морковь. Телевизора в доме не было, и эта вешалка-доска стала его первым телевизором: я оживлял ему этих зайчиков и показывал мультики, хотя Александр еще и не знал, что это такое. Он и говорить-то еще не умел.

Первое слово он произнёс в 10 месяцев, и одновременно сделал свой первый шаг. В тот день его папа принёс с рыбалки живую красноперку. Александр сделал шаг навстречу рыбе и сказал: «Рыба!» Звук «р» был произнесён слишком чисто для 10-месячного малыша, но это никого не насторожило. Я немного торопился с прокачкой скилов, потому что у меня тогда была предварительная установка, что примерно через полгода этот ребёнок отравится и возможно умрёт, если я не успею его прокачать. Отравление произошло так. У мальчика была еще одна бабушка, папина мама, которая жила в большой благоустроенной квартире, в семье папиной старшей сестры, тёти Дины, по улице Заводской, дом 45, квартира № 3. Иногда на выходные Александра оставляли у тётки, и вот однажды он нашёл на кухне старую жестяную банку с остатками сгущёнки на дне, взял ложку, отковырял сгущенку и съел её. Через какое-то время у него изо рта пошла пена и до смерти испуганная тётя Дина вызвала скорую. В больнице ему сделали промывание желудка, и очень удивились, что это помогло, потому что мальчик весь посинел и практически уже «отходил». Мне стало ясно, что с этим тельцем еще можно будет поработать, ведь оно сумело нарушить установку на раннюю смерть. Теперь можно было рассчитывать, что оно сумеет пройти и через другие точки смерти. Кроме последней, разумеется. И за это время я могу многое успеть.

Еще был случай, примерно лет через семь, когда мальчишки «прыгали по гаражам», и все перепрыгнули с красного гаража на зелёный, а Александр стоял на красном, как примагниченный. Мне пришлось его примагнитить. Пацаны орали: «Сашка, прыгай, не ссы!», и Александр очень хотел прыгнуть, но я точно знал, что силы у него не хватит, что траектория его прыжка сложится так, что он упадёт на острые железки, которые были сложены внизу, между гаражами. Я так и не дал ему прыгнуть. Но спустившись с гаража, Александр сразу же сцепился с самым взрослым и насмешливым мальчиком, который обозвал-таки его ссыкуном. Этот мальчик с одного удара отправил Александра в нокаут, однако Александр с окровавленным носом поднялся с земли, выдернул из кучи хлама между гаражами стальную арматурину и поверг своего победителя в бегство. Так вместо ссыкуна пацаны стали называть его Сашкой-психом, но это было уже не обидно и намного ближе к истине. Так вырисовывался стиль, который позволил нам оставить тех пацанов, и многих других, где-то между красным и зелёным гаражом и двигаться дальше.

Александр жил уже в благоустроенном доме 41 по улице Сахалинской и его любимым занятием было залезать в раму бабушкиной швейной машинки с ножным приводом, крутить чугунное колесо и кататься на широкой педали. Там мы с ним и подружились. Он называл меня Осликом, а иногда – Иваном Кротовым, хотя ему казалось, что это два разных персонажа в его играх. Рядом с машинкой стояла радиола «Урал 53». 

Машинка была кабиной для путешествий в другую реальность, а радиола – пунктом связи с другими мирами. Ослик был более добрым и весёлым, а Иван – более взрослым и сильным.  Я показывал Александру цветную карусель, он запрыгивал в нее, крутил большое колесо швейной машинки - шкив, соединенный ремнём со швейными механизмами, машинка громко строчила, карусель вращалась всё быстрее и мелькание огней сливалось в яркую ослепительную полосу света. Это был  другой, необыкновенный свет, наполненный чудесными приключениями.  «Тот свет», как говорил Ослик. Александр не связывал это выражение со смертью, может быть поэтому он каждый раз и возвращался оттуда домой. Он вываливался из-под швейной машинки прямо на тонкий бархатный коврик, который был перед ней расстелен. 

Нарисованный на коврике белокурый Данила-мастер заканчивал свою работу над Каменным цветком в горной пещере, а рядом, в гроте, стояла черноглазая Хозяйка медной горы и пристально смотрела то ли на цветок, то ли на мастера. Ее длинное платье было усыпано драгоценными камнями, а черные волосы украшала ажурная малахитовая диадема. В другом гроте, поменьше, сидела маленькая зелёно-голубая ящерка с золотой короной на голове. Горная пещера переливалась и светилась множеством самоцветов и Александр слышал, как ее стены мелодично звенят.

Каждый раз, вернувшись с «того света», он смотрел новую серию мультика про Каменный цветок, а после поднимался с коврика, садился на синюю табуретку и включал большой деревянный ящик - радиолу «Урал 53». У радиолы загорался зелёный ламповый «глаз» и подсветка шкалы настройки. Шкала выглядела как рисунок, изображающий таёжный берег реки Урал, с елочками на переднем плане и горами на горизонте. На этом фоне светились четыре желтых столбика с цифрами, а ламповый огонёк горел в небе как неземное зелёное солнце или луна, но Ослик намекал Александру, что это именно глаз, который видит его и реагирует, и это глаз, возможно, самого Ивана Кротова.

В приемнике не была настроена антенна, а возможно она не была рассчитана для работы на острове Сахалин, поэтому, когда Александр крутил ручку настройки, из динамика доносились потусторонние нечеловеческие звуки «эфира». Причем на каждом из четырех столбиков шкалы была разная длина радиоволн и разные типы космических звуков. Иногда ненадолго появлялись фрагменты человеческой речи или музыки, но они быстро тонули в море таинственных шумов, пересвистов, скрежета, завываний и хохота. Ослик научил Александра расшифровывать все эти звуковые сигналы. Вращая ручку настройки и переключая диапазоны волн, мальчик как бы читал невидимую книгу, полную чудес. 

В верхней части радиолы располагался проигрыватель. Когда Александр включал его, бархатный тёмно-вишнёвый диск для пластинок вращался и путешествие начиналось. Это было уже не путешествие на «тот свет», а проявление потустороннего в обычном, реальном мире, когда путешественник Александр видит, как невидимые герои «с того света» действуют в видимой жизни. Его квартира превращалась в волшебную страну, где каждую минуту случался новый сюжетный поворот и приключения не прекращались до появления взрослых. Тогда Александр выходил во двор и играл с пацанами во дворе, а рядом с ним всегда были Ослик и Иван Кротов. Так продолжалось до пятого класса, а потом семья переехала в другой район. Старую швейную машинку и радиолу выбросили, Ослик с Иваном исчезли. Но я остался с Александром.

 

Александр об авторе.

 Я учился в пятом классе пятой школы Южно-Сахалинска, а рядом, за забором, был японский сад камней, с пагодой на горке, карликовыми деревьями, каменными фонариками и ручьем. Однажды осенью я встретил там пожилую японку в ярко-желтой куртке, и она заговорила со мной на непонятном языке. Через несколько фраз мне стало казаться, что она говорит на сильно ломаном русском, и очень скоро смысл ее слов стал свободно проникать в мое сознание, как будто какой-то волшебный кинопроектор показывал в моей голове документальную хронику. Она вытащила из кармана куртки старинные красные карманные часы на цепочке и сказала, что во времена сахалинской каторги местный палач подарил их мальчику-аборигену, за то что этот мальчик спас его от смертельного удара ножом в спину. Красные часы качались на цепочке, и я погружался в ее рассказ между явью и сном. Мальчик-абориген впервые взял в руки часы. Он воспринял их как волшебный инструмент и увидел на циферблате духов, управляющих временем. Часы показывали ему время, а духи подсказывали, что в это время нужно делать. Аборигены не знали часов, поэтому открытие мальчика поначалу не нашло у них понимания. Но юный шаман продолжал свои исследования и добился немалых успехов. Ему удалось посетить деревню духов внутри горы и получить у них план перехода людей на следующий уровень восприятия. А когда в эти края пришли японцы, парень предложил им вместе реализовать этот план. Японцы как раз начинали строить город, который теперь называется Южно-Сахалинск, и они сочли вполне разумным делать это в союзе с местными духами. Так новый город стал гигантским циферблатом, внутри которого работала сеть волшебных колодцев, связывающих людей с духами. Люди назвали эту систему Метро. В тот момент, когда я услышал слово Метро, в моей голове закружилась гигантская разноцветная карусель со множеством невероятных персонажей, предметов, субстанций, всё это переплеталось, перетекало друг в друга, я слышал звуки, похожие на музыку. Это были некие живые музыкальные существа. Они подхватили меня и я стал одним из элементов их невероятной сверкающей карусели, испытав непередаваемый восторг от того, то я возвращаюсь в свой чудесный мир. И сразу случился большой облом, видение резко исчезло: старушка как бы выдернула меня в реальность, чтобы показать мне финальные кадры своего кино. В 1945-м на Сахалин вернулись русские, шаман уехал с японцами на Хоккайдо, продолжил там свои магические эксперименты, глубоким стариком вернулся в Южно-Сахалинск как турист и сделал харакири в гостинице «Дальневосточник». А она была его женой. И в момент смерти находилась рядом с ним. И вот, когда дух шамана покинул тело, он стремительно увлёк  сознание жены за собой, они вылетели в окно, пронёслись над центром города и залетели в одну из фанз старой бумажной фабрики, где мои будущие отец и мать занимались любовью. И там дух шамана стал частью моей только что начавшейся жизни. А её сознание отпружинилось обратно, в гостиницу "Дальневосточник", к бездыханному телу мужа. В этот момент я вдруг совершенно неожиданно для себя сказал: "Ты Фенгуан". Хотя  никогда не слышал этого слова. Она улыбнулась и кивнула. Муж завещал ей найти меня через 12 лет после его смерти и рассказать мне эту историю, чтобы во мне пробудился его дух. И всё случилось, как он и говорил: я вспомнил её имя. Но тут я сказал ей, что у меня уже есть два внутренних друга: Ослик и Иван Кротов. Она ответила, что эти друзья были дремлющим духом ее мужа, который теперь проснулся и начинает действовать в полную силу. На прощание она подарила мне два двенадцатигранных кубика - один железный, полый, с шариком внутри, а другой деревянный. Затем низко поклонилась и тихо ушла. Больше я никогда ее не видел. Вскоре наша семья переехала в другой район, и мои прежние воображаемые друзья исчезли. Но с тех самых пор у меня появилось это ощущение, что тот, кого я теперь называю автором, собирает внутри меня какой-то непостижимо загадочный потусторонний механизм. Автор регулярно выныривал на поверхность реальности, каждый раз вызывая серьёзное волнение, иногда вплоть до шторма, и затем снова погружался в непроницаемую глубину. А несколько лет назад он вдруг настолько мощно выскочил, "стремительно проломив ледяной панцирь реальности", что моментально потопил мой уютный кораблик и отправил всё, что на нём было,"моментально в море", а меня самого выбросил на этот удивительный остров. Автор называет его Эреутебус. Он теперь живет здесь, обустраивает новое жилище и наполняет его чудесными деталями. И пока создателю необходим в меру сообразительный секретарь, мы по-прежнему вместе.  

А. Кротов, 2021 г. 

Фото японской пагоды возле южно-сахалинской школы № 5, середина 60-х: pastvu.com